«В один из дней узрели мы с тревогой, как ханские ага, которые выехали для взимания дани с невольников, прибыли в ханский кёрюнюш с рассеченными головами, сломанными руками и выбитыми глазами — с криком и стенаниями, дабы пожаловаться хану.
— Беи ширинские напали на нас, прогнали и так расправились с нами, поэтому мы скрылись!
— Да, да, мои добрые Карачеи, так это бывает! — ответил хан своей заикающейся речью, совершенно этим не тронутый.
Беи ширинские же напали на этих ага, отобрали собранные ими деньги, избили и изгнали их. На следующий день распространились по всему полуострову Крымскому стенания людей и возгласы возмущения, а у подножия гор собралось настоящее море войска вооруженного, сагайдаками и оружием всяческим снабженного.
— Этого хана из Чобан Гереев и его визиря Исмаил-ага в кёрюнюше запрем! Не дозволим нового налога взыскивать! — говорилось и выкрикивалось. И так еще языком татарским жаловались там:
— Да будет так, как в древности бывало! Переписали шестикратно по сто тысяч пленников казацких в Крыму, а кто имеет копнов-юношей несовершеннолетних — или давок-Марий, то и их переписывают, обманывают и дань взыскивают! Разве так предписывает Аллах? Если так в Крыму будет, то мы за эти несправедливости османам отомстить сумеем!
Тогда все карачеи крымского острова, побросав свои доспехи, собрались у палатки хана и подняли крик: «Дурно, дурно хан!». Хан спросил: «Что с вами, мои карачеи? Что с вами, братья мои казаки?». Заговорили все на татарском языке: «Хан наш, вот уже столько лет терпим мы беды и горести, а теперь жертвуем жизнью и достоянием. Как же мы вернемся в Крым и с каким лицом посмотрим мы в глаза нашим беям, беркучам, старейшинам, мирзам и старикам? Неужели Аллах допустил это? А теперь хан наш, нас осталось половина. Мы, конечно, не сможем поразить нечестивцев этого табора, победить их и вернуться в Крым богачами». Хан обратился ко всему войску с такими словами: «Карачеи мои, о братья мои, не спешите, действуйте осмотрительно, не упускайте случая. Если будет угодно Аллаху, вы добудете себе богатство». И они, вняв словам султана, все разошлись по своим палаткам….»
Было там множество групп и партий, и каждое сборище людей восклицало: «Довольно! Довольно!», и возгласы о твердь небесную ударялись. В конце концов пришли в полдень парламентарии и согласились, что сто тысяч несовершеннолетних "копнов", "дивок" и невольниц "Марий" по-старому даруются улемам, людям набожным и шейхам, кади, бийимам и бюкче, калга и нурэддину, беям рода мансуров и седжеутов, придворным и капыкулам. Затем промолвили Фатиху и установили, что взимать будут по одному червонному.
Таким образом миновало в тот день нас несчастье и убереглись мы от этой новой подати.
На следующий день войско бея ширинов снова учинило беспорядок, а подойдя к Багчесараю, кричало следующее:
— Не дозволим таких поборов с этой данью с ясыра! Не желаем ни хана, ни его визиря Ислам-ага, ни кадиаскера, ни калга-султана, который находится при хане!
— Да будет так, мои карачеи! — изрек хан. — С ширинов и с их капыкулов не будет взиматься дань за ясыр. Но, мои карачеи, мы вскоре в поход против неверных москалей отправимся, а потому будьте наготове. Что же касается этой дани за ясыр, то я вам ее дарую. Возрадовались все воины ширинов и сказали сами себе:
— Устрашили мы хана! Заставили его отказаться от этой дани!
Радуясь так, разъехались они по домам.
Когда же утро наступило, мудрый хан приказал огласить повеление, дабы люди готовили коней для похода на Москву. Наисветлейший хан собрал таким образом тысячу достославных и могучих удальцов, ружьями вооруженных. Калга-султан собрал пятьсот стрелков, пятьсот собрал также нурэддин-султан, а визирь ханский Ислам-ага собрал триста стрелков. Султаны из рода Чобанов, до этого заложниками в земле черкесов пребывавшие, присоединились с еще двумя тысячами стрелков. Всего наготове стояло там четыре тысячи триста пеших стрелков, и сверх того, восемьдесят тысяч всадников татарских. Беи ширинов, когда известие сие их ушей достигло, смеялись над ханом, говоря, что ханы татарские никогда не имели даже пятисот стрелков и не приехали, дабы к ханскому походу присоединиться. Все же быстролетные, как ветер, татары ширинов числом в сорок тысяч собрались на полях под городом Аккая, который расположен невдалеке от города Кирасу, и, посовещавшись, решили, что они ударят на Багчесарай и убьют хана, калга и визиря Ислам-ага.
По воле Божией, в то же утро, когда я увидел этот сон, то есть в третий день благородного праздника, все знатные люди Крыма ходили друг к другу в гости, от Порога приехал горный татарин из везирских аг, татарин по имени Сулейман-ага, однорукий солак от Фазыл Ахмед-паши, сына Кёпрюлю, с падишахским указом и письмами. В ханском кёрюнюше они были зачитаны. Вкратце это было следующее письмо:
"О Мухаммед Герай, некогда крымский хан! Счастливый падишах Мекки и Медины отстраняет тебя от Крымского ханства и жалует ханство сыну Чобан Герая ... Герай-хану Вместо покойного шехида Сефер Гази пусть везирем будет его сын Ислам-ага, нуреддином - Мубарек Герай-султан, а калгой - Кырым Герай-султан. Они вот-вот прибудут в Крым с войском вилайета Озю, войсками Валахии и Молдавии. Когда придет мое дружелюбное письмо, подчинитесь падишахскому приказу и прибывайте со всеми султанами к Порогу Счастья, и тогда тебе с султанами будут оказаны милости большие, чем положено по закону. Прибывай в наше государство до того, как султанский флот отправится на остров Крит, и пришли удовлетворительный ответ. Да будет мир!"
Когда это страшное письмо было прочитано в диване и провозглашено всему крымскому народу, в ханском кёрюнюше состоялось его обсуждение, или великий кенгеш. О величие Божие! Крымское войско бушевало, дыбилось и мутилось подобно морю. Все карачеи волновались и кричали, и со всех сторон ходили волнами. Все капы-кулу, когда началось обсуждение, говорили: "Нет! Мы рабы хана. Но мы капы-кулу, тех 12-ти тысяч, что послал ханам султан Баязид-хан из рода Османов. Кто бы ни был ханом, пусть приезжает, да смилостивится Бог!"
Карачеи, бадраки и ногаи, ширины и мансуры взволновались и предлагали тысячи вещей. В конце концов они так ни до чего и не договорились. Некоторые кричали: "Пусть Хаджи Герай-султан осадит крепость Кефе!", другие кричали: "Встанем лагерем у крепости Ор и не пустим в Крым хана, везиря Ислама-агу и калгу Кырым Герая, будем биться с османцами". Многие говорили: "Нет! Как в горах Янболи, Слована и Провадии охотятся на зайцев, так и мы, оседлав коней, придем в Эдирне или в Салоники и будем охотиться на людей!" И много еще говорилось там недостойных вещей. Но люди умные и деловые, старики и аталыки, совершенно не слушали этих слов и коварным и смехотворным речам хода не давали. Они говорили так: "Да будет так, мой падишах! Должность в этом мире подобна салфетке. Ты дважды был смещен, и османцы снова жаловали тебе ханство. Поедем-ка в Эдирне. Что будет - то будет, а там посмотрим".
Карачеи сказали: "Если ты подчинишься Османам, тебя и всех твоих родных унизят и убьют. Выступай тотчас же, и будем биться с османцами!"
Как говорят, "Раб предполагает, а Бог располагает". В конце концов, поразмыслив, будучи правоверным и единобожным падишахом, равным в величии Джему, не послушался советов крымского народа и не поднял восстания, посчитав это недостойным, но и не хотел ехать к Высокому Порогу. Снизойдя, он сказал: "Те, кто хочет ехать к Порогу Счастья, пусть едут по морю или по суше. Я же, распорядившись всеми своими делами, отправляюсь со своими карачеями по суше". Когда он так сказал, крымский народ обрадовался: "Если хан идет по суше, значит, он собирается в набег на османцев". Они очень обрадовались и успокоились.
Описание событий, последовавших за обсуждением у высокодостойного хана
В ту ночь хан устроил совещание со своими преданными друзьями, приятелями и товарищами. Он сказал: "Смотрите, люди! 27 лет назад я видел сон, что я приподнял подол падишаха Дагестана и спрятал там свою голову, и сказал: "Спаси, мой падишах!" В то время я рассказал это Эвлие Челеби, и тот сказал: "Наверное, мой падишах, ты пойдешь на падишаха Дагестана". А теперь этот сон сбывается. Я отправляюсь к шаху кумыков, облачившись в рубище. С этих пор мне не нужно ни венца, ни удовольствий и счастья, ни трона". Он открыл свою казну, но не тронул многих сотен тяжелых мешков, которые пришлось бы таскать несколько ночей вьюками. Он оставил там старшего сына Ахмед Герай-султана, а с собой взял Селим Герай-султана и Огуз Герай-султана, Джанибек Герая и Мубарек Герая, своих сыновей. Он снарядил походный кош в 300 всадников, освободил из оков пленника Чуфут-кале неверного Шеремет-бана, посадил его на лошадь, приковав его руки к голове.
Когда он уже собрался, этот недостойный его увидел. Я сказал: "День этого моего прихода в Крым был злосчастным днем, я увидел дни расставания". Я тяжело вздохнул и продолжил: "О, мой хан! Я здесь чужестранец, на кого ты меня здесь оставляешь? После тебя мне в Крыму ни единого мига оставаться нельзя. Куда ни поедет мой хан, я поеду за ним". Хан сказал: "Мой Эвлия! Если ты поедешь со мной, когда я расстался с венцом, удовольствиями и счастьем, поедем!" Сказав так, он подарил мне соболью шкурку, 7 коней и 100 алтунов дорожных денег и прибавил: "Браво, браво, Эвлия! Ты поедешь со мной!"
Утром хан с отборными воинами покинул Бахчисарай вместе с венцом и троном, удовольствиями и счастьем, женами и дворцами. С молитвой и восхвалением он вышел из дворца и подошел к подножию виселицы, что напротив Бахчисарая, спешился, совершил намаз в 2 раката и сказал: "Боже мой! Тех, кто лишил меня трона и венца, Ты, о Падишах и Промыслитель, - черного везиря, каймакама, дефтердара Хуссейна-пашу, капуджи-баши Халиля-агу лиши жизни, и да пусть в скором времени голова их падишаха прибудет на площадь казни. А этот Кёпрюлю-оглу пусть до старости не доживет!" Затем он прочитал Фатиху и по-молодецки вскочил на арабского скакуна. Когда он отправился в путь, все карачи и бадраки собрались перед ханом и сказали: "Наш хан! Куда ты едешь?" Хан сказал: "Я отправил Хаджи Герая и Кырым Герая обложить крепость Кефе, отрезать им воду. Сам же я направляюсь, чтобы разбить лагерь при Ак-кая". Все карачеи обрадовались этой новости и успокоились. Они сказали: "Теперь, наш хан, ты воюешь с османцами, и поэтому пожалуй карачеям сто кошельков, и тогда мы будем биться с османцами". Хан сказал: "Соберемся в одном месте и около Ак-кая проведем кенгеш. После того, как мы соберемся в одном месте, я дам вам имущества".
Мы прибыли в Ак Месджит, оттуда послали 40 султанов с саадаками и оружием на корабли, что в Балаклаве. Когда они отправились к Счастливому Порогу, этот недостойный также собрался со своими слугами, и, надев, как татарин, соболий колпак шепертма, ».
ЭВЛИЯ ЧЕЛЕБИ. КНИГА ПУТЕШЕСТВИЙ.